Posted: 28.11.07 10:40. Post subject: Шахматы в художественной литературе

Статья опубликована в журнале «Наука и жизнь» (июль и август и 2007 г.)

Е. ГИК, мастер спорта по шахматам.

Шахматы в художественной литературе

В ХХI веке шахматисты, к сожалению, мало читают, даже книги, посвященные их любимой игре. Спору нет, чтение художественной литературы не способствует повышению рейтинга. И все же трудно представить, чтобы чемпионы прежних лет не знали "Шахматную новеллу" Стефана Цвейга или "Защиту Лужина" Владимира Набокова. Возможно даже, что во второй половине прошлого века имена этих великих писателей для поклонников шахмат по значимости стояли в одном ряду с именами шахматных королей - Ласкера, Капабланки или Алехина. Вообще, в ХХ веке в Советском Союзе гроссмейстеры причислялись к рафинированным интеллигентам, людям высокой культуры. Собственно, такими они, за редким исключением, и были. Достаточно вспомнить Ботвинника, Смыслова, Таля, Кереса, Корчного, Тайманова, Полугаевского, Котова, Флора и многих других. Остановимся на знаменитых литературных произведениях, в которых шахматы занимают весьма значительное место.

У нас есть шахматы
с тобой. Шекспир и Пушкин.
С нас довольно.
В. Набоков

В "Шахматной новелле" Стефана Цвейга волею случая встречаются два антипода - доктор Б., освоивший шахматы в тюрьме, куда его бросило гестапо, и чемпион мира Мирко Чентович. Доктор Б. - человек высокого интеллекта, но в шахматы, не считая далекого детства, играл только вслепую - таким способом он спасался в одиночной камере от помутнения рассудка. Чентович - гениальный шахматист, но в остальном заурядный, ограниченный человек. Его отличают надменность, детское тщеславие и полное отсутствие чувства юмора.

Первую партию против чемпиона мира доктор Б. неожиданно выигрывает, успешно атакует он и во второй. Но тут у него наступает психический срыв. Многолетняя вынужденная игра в тюрьме с воображаемым партнером, бесконечные сражения с самим собой угнетающе подействовали на психику доктора, привели к раздвоению личности. И в критический момент в его сознании происходит психический сдвиг - фигуры на доске сместились, и счет сравнялся... Шахматы дали интеллектуальное убежище гонимому человеку, но защитить его от чудовищной машины подавления личности, разработанной фашизмом, хрупкие шахматные фигуры оказались бессильны.

Роман Набокова "Защита Лужина", повествующий о сложной судьбе великого шахматиста, относится к вершинам мировой литературы. Вместе с тем образ Лужина, который впадает в безумие и кончает жизнь самоубийством, как и образ Чентовича, у некоторых гроссмейстеров вызывает протест. Они упрекают авторов в создании стереотипа супершахматиста, у которого непременно есть психические отклонения. Блестяще эрудированный Каспаров не раз говорил о том, что негативный образ гроссмейстера сложился во многом по вине Набокова и Цвейга. Не ставя под сомнение художественный масштаб этих книг, Гарри тем не менее отмечал их вред для шахмат, считая, что многие образованные люди, прочитав "Защиту Лужина" и "Шахматную новеллу", где столь красочно описано шахматное безумие, стали с подозрением относиться и к самой игре...

С Каспаровым трудно согласиться по двум причинам. Во-первых, по крайней мере один реальный чемпион, напоминающий вымышленных литературных героев, хорошо известен - это Роберт Фишер, который поддержал теракт в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года (такое даже Чентовичу не пришло бы в голову). Поскольку оба произведения были написаны до Второй мировой войны, их авторы никак не могли иметь в виду этого гениального, но, как сейчас говорят, не совсем адекватно го шахматного короля. Тем не менее и Набоков, и Цвейг, создавая образ великого шахматиста, оказались истинными пророками и, стало быть, заслуживают скорее восхищения, чем осуждения.

Другое обстоятельство, на мой взгляд, еще важнее. Ни одному виду спорта (а шахматы, что ни говорите, ближе к спорту, чем к науке или искусству) не посвящали своих книг такие гиганты литературы, как Набоков и Цвейг. Помню, еще в юношеских спорах относительно достоинств нашей игры этот аргумент всегда оказывался решающим.

Кстати, Набоков был видным шахматным проблемистом. Он издал книгу собственных шахматных задач, часто рассказывал о шахматный композиции в своих литературных произведениях, прежде всего в романе "Дар" и мемуарной книге "Другие берега".

Вот как описывает герой "Дара" Федор Годунов-Чердынцев свои впечатления от составленной задачи:

- Ключ ее был замаскирован своей мнимой нелепостью, - но именно расстоянием между ней и ослепительным разрядом смысла измерялось одно из главных художественных достоинств задачи. А в том, как одна фигура, точно смазанная маслом, гладко заходила за другую, скользнув через поле и забравшись к ней под мышку, была почти телесная приятность, щекочущее ощущение ладности. На доске звездно сияло восхитительное произведение искусства: планетариум мысли. Все тут веселило шахматный глаз: остроумие угроз и защит, грация их взаимного движения - каждая фигура казалась нарочно сработанной для своего квадрата. Но, может быть, очаровательнее всего была тонкая ткань обмана, обилие подметных ходов, ложных путей, тщательно уготованных для читателя...

Приведем две задачи Владимира Набокова, которые он включил в книгу "Поэмы и задачи".

(Иллюстрация 1)

Мат в 2 хода

Идея этой задачи состоит в том, что в трех основных вариантах слон каждый раз продвигается на одно поле дальше. 1. Ф:е4! - 1...f4 2. Cg6x, 1...Л:g5 2. C:f5x, 1...fe 2. C:e4x (1...Kp:g5 2. Фе3 x , 1...:K:e4 2. K:f7 x ).

(Иллюстрация 2)

Мат в 3 хода

1. h3! - 1...h4 2. Лh7! hg 3. h4x, 1...Крh6 2. h4! g5 3. hgx, 1...Kph4 2. Л:g6 gh 3. Cf6x. Это самая знаменитая задача Набокова, вошедшая во многие антологии.

В 1989 году в издательстве "Физкультура и спорт" вышла книга под названием "Шахматная новелла", в которую вошли и "Защита Лужина", и сама "Шахматная новелла". В сборник включено еще несколько вещей с шахматным сюжетом: рассказы Александра Куприна "Марабу" и Леонида Леонова "Деревянная королева", а также "Новелла о доне Сандальо, игроке в шахматы" испанского писателя Мигеля де Унамуно. Все эти произведения относятся к началу ХХ века, и лишь роман французского писателя Камилла Бурникеля "Темп" более современен. Кстати, его главный герой тоже похож на Фишера, ведь роман писался по горячим следам сенсации, вызванной внезапным уходом американского гения из шахмат.

Немало шахматно-юмористических находок есть в великом романе Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита", среди них - описание партии между Воландом и котом Бегемотом:

- На доске тем временем происходило смятение. Совершенно расстроенный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки. Три белых пешки-ландскнехты с алебардами растерянно глядели на офицера, размахивающего шпагой и указывающего вперед, где в смежных клетках, белой и черной, виднелись черные всадники Воланда на двух горячих, роющих копытами клетки, конях.

Маргариту чрезвычайно заинтересовало и поразило то, что шахматные фигурки были живые.

Кот, отставив от глаз бинокль, тихонько подпихнул своего короля в спину. Тот в отчаянии закрыл лицо руками.

- Плоховато дельце, дорогой Бегемот, - тихо сказал Коровьев ядовитым голосом.

- Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное, - отозвался Бегемот, - больше того: я вполне уверен в конечной победе.

К классике относится и роман И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать стульев". Многие читатели, в том числе шахматисты, знают эту книгу наизусть, а Михаил Таль даже писал о ней свою дипломную работу. Глава, посвященная сеансу одновременной игры великого комбинатора Остапа Бендера в Васюках, - один из лучших образцов юмора советской эпохи. Многие шахматные фразы из этого бессмертного романа давно превратились в афоризмы: "Гроссмейстер сыграл е2-е4", "Междупланетный шахматный конгресс", "Плодотворная дебютная идея", "Вам мат, товарищ гроссмейстер" , "У меня все ходы записаны" .

Шахматы присутствуют в книгах Валентина Катаева, Юрия Олеши, Василия Аксенова и других замечательных писателей.

Нельзя сказать, что шахматная тема занимала ведущее место в творчестве классика отечествен ной литературы Валентина Катаева, но Московский международный турнир 1925 года, несомненно, запомнился писателю и даже заставил взяться за перо. Сужу об этом по двум публикациям, между которыми пронеслось более полувека.

Рассказ "Шахматная малярия", датированный 1925 годом, посвящен, по словам автора, шахматным обывателям, посещавшим турнир в разгар знаменитой "шахматной горячки". В нем несколько сюжетов, подсмотренных Катаевым в зале гостиницы "Метрополь", где сражались выдающиеся гроссмейстеры того времени, любимцы публики. Предваряется рассказ таким вступлением:

- Ах обыватели, обыватели! Ну, скажите честно, по совести, положа руку на сердце: что вам шахматы? что вы шахматам?

И тем не менее обывательский нос считает своим священным долгом с громким сопением сунуться в блестящую, классическую, мудрую клетчатую доску.

Еще несколько фрагментов из "Шахматной малярии":

Перед доской:

- Что он делает? Что он делает?

- Что? Что?

- Вы не видите? Он же подставил лошадь под туру! А Маршалл - ноль внимания! Псс! Маэстро! Пустите меня к маэстро! На пару слов. Товарищ Маршалл, одну минуточку. Пссс! Обратите внимание на противниковскую лошадь, которая стоит слева от угла, - берите ее турой, пока не поздно. Мой вам совет.

- Граждане, не шумите.

- То есть как это не шуметь, если на глазах у всех пропадает такой случай с чужой лошадью!

- Да ведь конь-то черный?

- Черный.

- И тура-то черная?

- Ну, ч-черная...

- Так что же вы хотите, чтобы маэстро съел чужую лошадь чужой же турой?

- Разве они чужие? Первый раз вижу! Извиняюсь.

***

- Знаете, Капабланка женат на дочери Форда, которая ему в свое время поставила условием, что будет его женой только в том случае, если он станет чемпионом мира. И он стал.

- Ну?

- Надеюсь, теперь вы понимаете, почему он проигрывает?

- Не понимаю.

- Чудак! Приданое-то он успел перевести на свое имя и теперь хочет от нее отвязаться. Кажется, довольно ясно.

Надо признать, что зарисовки эти несколько устарели. Современный шахматный зритель заметно изменился, и уж коня лошадью никак не обзовет...

В романе "Алмазный мой венец" Катаев рассказывает о том, как однажды его друг, писатель Юрий Олеша, придумал фантастическую шахматную фигуру, и это произошло как раз во время Московского турнира 1925 года. Воспроизведем короткий диалог между Катаевым и Олешой, состоявшийся более семи десятилетий назад.

- Я думаю, что шахматы - игра несовершенная. В ней не хватает еще одной фигуры.

- Какой?

- Дракона.

- Где же он должен стоять? На какой клетке?

- Он должен находиться вне шахматной доски. Понимаешь: вне!

- И как он должен ходить?

- Он должен ходить без правил, и ему позволяется уничтожить любую фигуру. Игрок может внезапно поставить его на доску и сразу же закончить партию матом... Кто успеет первым ввести в бой дракона и съесть короля противника, тот и выиграл. И не надо тратить столько времени и энергии на утомительную партию. Дракон - это революция в шахматах!

Знал ли Олеша о существовании варианта "дракона", одного из самых загадочных в шахматной игре?! - об этом история умалчивает.

Юмористический рассказ Василия Аксенова "Победа", который вошел в 200-томную серию "Библиотека всемирной литературы", тоже имеет прямое отношение к шахматам:

- В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера и загорелся немыслимым желанием немыслимой победы. "Мало ли что, - думал он, бросая на гроссмейстера лукавые узнающие взгляды, - подумаешь, хиляк какой-то".

Попутчик был ярким представителем особой породы людей с розовым крутым лбом. На его левом кулаке татуировкой было обозначено "Г. О.". Борьба была неравной, и на пятом ходу Г. О. уже мог с чистой совестью сдаться...

Они мало говорили, только Г.О. занудно напевал: "Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя...", а про себя думал думы:

Если я его так, то он меня так. Если я сниму здесь, он снимет там, потом я хожу сюда, он отвечает так... Все равно я его добью, все равно доломаю. Подумаешь, гроссмейстер-блатмей стер, жила еще тонка у тебя против меня. Знаю я ваши чемпионаты: договариваетесь заранее. Все равно я тебя задавлю, хоть кровь из носа!

Впрочем, конец рассказа веселый. Попутчик гроссмейстера не заметил мата собственному королю, проигнорировал его, после чего стал что-то выделывать на доске своими конями.

Вот так шахматы и сама игра вплетаются в сюжет в произведениях многих известных писателей.

Как смог убедиться читатель, многие писатели и поэты любили шахматы, обращались к ним в своем творчестве (см. «Наука и жизнь» № 7, 2007 г.). В этом номере мы завершаем краткий рассказ о шахматах в художественной литературе и предлагаем решить еще одну шахматную задачу. Ее автор – блестящий писатель и шахматный композитор Владимир Набоков, о котором наряду со Стефаном Цвейгом, И. Ильфом и Е. Петровым и другими классиками литературы шла речь в предыдущем номере.

«Наша жизнь подобна шахматной игре» – это известное древнее изречение встречается в художественной литературе еще в эпоху Возрождения, например в «Декамероне» Джованни Боккаччо, написанном в середине XIV века. Почти через 300 лет эти же слова повторил в «Дон Кихоте» Мигель Сервантес.

Страстным любителем шахмат был Лев Толстой. В 1864 году он писал брату жены Александру Берсу: «Играешь ли ты в шахматы? Я не могу представить себе эту жизнь без шахмат, книг и охоты». В «Войне и мире» при описании военных действий Толстой нередко говорит о шахматной игре. Свою привязанность к шахматам писатель сохранил до конца жизни.

Вспомним мировой бестселлер «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла. Там героиня играет в крокет, а в следующей книге, «Алиса в Зазеркалье», превратившись в пешку, становится участницей шахматной партии. Действие происходит на сказочной доске, где все персонажи – шахматные фигуры.

Любовь к шахматам Эриха Марии Ремарка нашла отражение в разных его произведениях. Сцены игры встречаются в романах «Три товарища», «Триумфальная арка» и «Жизнь взаймы». В последнем из них один из персонажей, 80-летний старик по фамилии Рихтер, страдающий тяжелой формой туберкулеза, проводит много лет в санатории. Эликсиром, продлевающим ему жизнь, оказываются шахматы. Узнав, что безнадежно больной человек страстно увлекается ими, врачи находят ему подходящих партнеров, и те играют с Рихтером по телефону или по почте.

«Шахматы дают нашим мыслям совсем другое направление. Они так далеки от всего человеческого... от сомнений и тоски… это настолько абстрактная игра, что она успокаивает. Шахматы – мир в себе, не знающий ни суеты, ни... смерти", – убеждает Рихтер другую пациентку, героиню романа Лилиан.

Известный российский драматург и писатель Леонид Зорин – большой поклонник шахмат, автор сценария популярного в начале 1970-х фильма «Гроссмейстер» – часто обращался к шахматной теме. Вот отрывок из его романа «Записки трезвенника», одним из главных персонажей которого стал шахматный мастер Мельхиоров, наставник героя-рассказчика:

«В шахматном кружке Мельхиоров чувствовал себя много свободней, во всяком случае, естественней. Часы занятий были мне в радость. Бесспорно, наш рябой декламатор был педагогом незаурядным.

...Он говорил о мелодии цвета – белого и черного, – и о таинственном сопряжении этих различно окрашенных клеток, и о том, как они сосуществуют – то в органичном взаимодействии, то в состоянии отторжения. Тут он весьма изящно касался загадки разноцветных слонов, оставшихся в пешечном окружении. Здесь гениально проявляется, – так утверждал он, вздымая перст, – закон гармонического соответствия противоположных характеристик – разный цвет обеспечивает равный вес. Одной из сторон иной раз можно недосчитаться даже двух пешек, равенство сил не будет нарушено.

Нежно поглаживая доску, Мельхиоров не уставал напоминать, что каждое поле имеет свой голос, собственный, неповторимый голос, надо только уметь его услышать. Существует сигнальная система позиции, нервная деятельность организма, которую познают партнеры, точнее сказать – стремятся познать. От их успешного проникновения в ее суть зависит течение партии и ее конечный исход…»

А вот забавный эпизод из повести братьев А. и Г. Вайнеров «Гонки по вертикали», в которой дантист Зубакин, по совместительству опытный валютчик, погорел на своем пристрастии к шахматам:

«Зубопротезный кабинет Зубакина был расположен на Гоголевском бульваре, рядом с шахматным клубом. Однажды, занимаясь своей очередной пациенткой, он зацементировал ей протез и велел немного посидеть, не раскрывая рта, пока мост не просохнет. Сам же на минутку выскочил в соседний дом – в шахматный клуб. И надо такому случиться – как раз в этот момент там начинался сеанс одновременной игры, который давал любимый гроссмейстер валютчика. Упустить такой шанс было бы непростительно, и Зубакин пристроился к одной из досок, закаменев, словно гипс у его пациентки. Поединок получился очень увлекательным, но когда спустя три часа дантист вернулся в свой кабинет, бедную женщину успели увезти в Институт Склифосовского, где ей чуть ли не ломом вышибали изо рта цемент. А у Зубакина тем временем милиция успела конфисковать все золото и валюту. В результате этот страстный поклонник шахмат вынужден был на три года отправиться в места не столь отдаленные – повышать свой рейтинг...»

Однажды я спросил у Аркадия Вайнера, большого любителя шахмат, дружившего с Василием Смысловым и Гарри Каспаровым:

– Зубакин – плод вашей писательской фантазии или у игрока-дантиста был живой прототип?

– Вы будете смеяться, – ответил Аркадий Александрович, – но такой любитель шахмат был, он и сейчас есть. Не стану называть его имя (оно широко известно в узких кругах), а прославился этот человек, столь жестоко пострадавший из-за шахмат, еще и тем, что вставил золотые зубы своей любимой собаке, побитой в какой-то уличной драке. Ныне его имидж от такого поступка только вырос бы, но в те далекие времена это выглядело вызывающе...

Сложный анализ преступлений чем-то напоминает процесс шахматной игры. Не случайно шахматы сплошь и рядом фигурируют в детективных романах, например у Яна Флеминга (его главный герой Джеймс Бонд), Жоржа Сименона (комиссар Мегрэ), Агаты Кристи (Эркюль Пуаро и мисс Марпл). Один из рассказов Агаты Кристи так и называется «Шахматная загадка».

Еще одна неисчерпаемая тема – шахматы и поэзия. Игра, столь богатая драматическими поворотами, удивительными метаморфозами, эмоциональными потрясениями, словно создана для того, чтобы служить источником поэтического вдохновения.

Вот знаменитое рубаи Омара Хайяма, знакомое многим поклонникам шахмат:

Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь. А пешки? – мы с тобой.
Подвигают, притиснут, – и побили,
И в темный ящик сунут на покой.

Нелегкая участь пешек, идущих только вперед, в самые горячие точки сражения, и бестрепетно исчезающих с «лица доски», подсказала поэту их неочевидное, но убедительное сходство с простыми смертными, к которым он относил и себя, помогла ему создать образную модель человеческой жизни.

Нельзя не вспомнить и А. С. Пушкина. Две строчки из «Евгения Онегина»:

И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеяньи свою

– вызвали горячий отклик у шахматных композиторов.

***

Замечательное стихотворение Бориса Пастернака "Марбург", написанное за год до Октябрьской революции 1917 года, завершает такая строфа:

И тополь – король.
Я играю с бессонницей.
И ферзь – соловей.
Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает,
фигуры сторонятся.
Я белое утро в лицо узнаю.

В этом шахматном фрагменте поэт превосходно отразил сложное опосредованное восприятие им мира. Сопоставления неожиданны, интуитивны, созданная мощным воображением картина отражает душевное состояние автора и оставляет читателю простор для толкований.

***

Чуткий к веяниям времени, откликался на крупные спортивные события и Владимир Высоцкий. Перед историческим матчем на первенство мира между Спасским и Фишером он написал одну из самых смешных своих песен «Честь шахматной короны», герою которой предстоит поединок с самим Фишером:

Я кричал: «Вы что там, обалдели?
Уронили шахматный престиж!»
Ну а мне сказали в спортотделе:
«Вот прекрасно – ты и защитишь.
Но учти, что Фишер очень ярок, –
Даже спит с доскою, сила в нем.
Он играет чисто, без помарок, –
Ничего, я тоже не подарок, –
У меня в запасе ход конем.

Начинается усиленная подготовка к «матчу века»:

Честь короны шахматной – на карте, –
Он от пораженья не уйдет:
Мы сыграли с Талем десять партий
В преферанс, в очко и на бильярде, –
Таль сказал: «Такой не подведет!»

И наконец – сама игра:

Только прилетели – сразу сели.
Фишки все заранее стоят.
Фоторепортеры налетели – и слепят,
И с толку сбить хотят.
Но все складывается благополучно:
И хваленый, пресловутый Фишер
Тут же согласился на ничью.

Иногда кажется, что американского чемпиона мира, известного всем и каждому в середине прошлого века, нынешнее молодое поколение знает только благодаря этой песне. Так что Высоцкий сполна отплатил Фишеру за подсказку веселой темы, на десятилетия продлил ему славу. Вместе с крылатыми фразами Ильфа и Петрова поэтические шутки Высоцкого составляют основу веселого шахматного словаря…

Все упомянутые в статье литературные произведения, связанные с шахматами, относятся в основном к XIX и ХХ векам. Но вот два бестселлера, которые появились совсем недавно, в начале ХХI века.

Первый – роман «Фламандская доска» популярного испанского писателя Артуро Перес-Реверте. Это парадоксальный детектив с головокружительным сюжетом. Ключом к разгадке жестоких преступлений служит картина, на которой изображена позиция из шахматной партии, причем оказывается, за каждую съеденную фигуру заплачено человеческой жизнью. Чтобы расставить все точки над i, предстоит разобраться, как развивалась партия. Роман служит блестящей иллюстрацией к разделу шахматной композиции, который называется ретроанализом!

Прежде чем говорить о втором шахматном бестселлере, написанном в последние годы, надо вспомнить ближайшую историю. Не так давно в фантастической литературе была популярна тема борьбы человека с компьютером, белкового разума – с электронным. Одним из первых образ шахматного киборга в конце ХIХ века создал американский писатель Амброз Бирс в рассказе «Хозяин Моксона». В наши дни эта тема уверенно перешла из области фантастики в реальность. Напомним, что в 1997 году впервые в истории машина победила чемпиона мира в серьезном матче. Программа «Дип Блю» одержала победу над Гарри Каспаровым со счетом 3,5:2,5.

Матч-реванш, как мы знаем, робот играть отказался, но благодаря фантазии французского писателя Бернарда Вербера, герой его бестселлера «Последний секрет» Сэмюэль Феншэ встречается с «Дип Блю», точнее, с его потомком, чтобы отомстить за Гарри.

В огромном, обитом войлоком зале дворца Каннских фестивалей человек в роговых очках борется с компьютером «Дип Блю IV» за звание чемпиона мира. У него дрожит рука. Напряжение слишком высоко. Напротив шипящий компьютер, внушительный стальной куб высотой в метр. От него исходит запах озона и горячей меди, которая сочится сквозь его вентиляционную решетку. Человек бледен и утомлен. «Я должен победить», – шепчет он. Несколько громадных экранов и телевизионных камер показывают его исхудавшее лицо с лихорадочным взглядом.

...Поединок длится уже почти неделю. Никому не известно, день сейчас или ночь. У человека и машины счет равный 2,5:2,5. Кто сегодня одержит верх, тот и чемпион. Суставчатая рука зашевелилась. Механический противник сделал ход черным конем. «Шах», – появилась надпись на экране «Дип Блю IV». Шум в зале. Стальной палец нажимает на кнопку часов. Те отсчитывают секунды, напоминая человеку в роговых очках, что время против него.

...Машина соображает, как быстрее нанести решающий удар. Сравнивает ситуацию с миллионами уже внесенных в нее. Проверив и взвесив все варианты, «Дип Блю IV» своей механической рукой передвигает черную ладью на крайнее поле. Тик-так. Тик-так, – говорят часы. Наконец Феншэ делает ответный ход. Палец нажимает на кнопку, чтобы перебросить время в лагерь противника. Тишина становится гнетущей. Время останавливается.

«Шах и мат», – произносит Феншэ. Компьютер убеждается, что лазейки нет, затем медной рукой кладет своего короля на бок в знак покорности.

...В зале дворца Каннских фестивалей безумные аплодисменты переходят в неистовую овацию. Сэмюэль Феншэ победил компьютер «Дип Блю IV», который до этого момента сохранял звание чемпиона мира! Журналисты бросаются к триумфатору, протягивая свои диктофоны. Организаторы матча знаком просят вернуться их на место и предоставляют слово Феншэ:

«Если бы вы знали, как я счастлив! Да, теоретически компьютер сильнее человека, потому что у него нет души. От выигрыша он не чувствует ни радости, ни гордости. Проигрыш его не расстраивает и не разочаровывает. Он не испытывает жажды мщенья, всегда сконцентрирован, без устали использует все свои возможности. Вот почему компьютеры до сих пор неизменно обыгрывали людей. – Доктор Феншэ улыбается и продолжает:

У компьютера нет души, но у него нет и мотива. "Дип Блю IV" знал, что в случае победы ему не дадут лишнего электричества или программного обеспечения. Но он и не боялся, что его выключат в случае проигрыша. В то время как у меня был мотив! Я хотел взять реванш у робота за неудачу экс-чемпиона мира Леонида Каминского, произошедшую здесь же год назад, когда он уступил "Дип Блю III", и, кроме того, мечтал отомстить за Гарри Каспарова, побежденного "Дип Блю" в 1997 году... Сегодняшнее событие я рассматриваю как переворот не только для этих игроков, но и для всего человечества в целом».

Зал ликовал, мировая общественность рукоплескала, и вдруг последовало неожиданное сообщение о кончине доктора Феншэ. Что же произошло? Но здесь, пожалуй, стоит поставить многоточие. Прочитайте рассказ сами.

И в заключение снова о поэзии. К шахматной теме нередко обращается российский поэт, доктор философских наук Константин Кедров. До перестройки его, как и Бродского, не печатали, а теперь он лауреат многих литературных премий и дважды номинант на Нобелевскую премию (2003 и 2005 годы).

В книге «Или», полном собрании поэтических сочинений Кедрова, есть стихи с такими названиями: «Шахматный рояль», «Шахматный Озирис», «Шахматная симфония», «Палиндромные шахматы», «Вьюжный ферзь». Вот характерные строчки из последнего стихотворения:

Все поезда в метро уходят ферзем,
Там под землей никто не ходит конем!

В начале 2006 года Кедров выпустил поэтический альманах «Журнал поэтов», целиком посвященный шахматам. Ему удалось привлечь к сотрудничеству многих известных авторов. Впервые в жизни шахматный стих в свойственном ему экстравагантном стиле написал Андрей Вознесенский.

ХОД КОНЕМ

Горизонтальный off
По полю с зонтиком идет.
Конь – вертолет
Шахмат.
Как сверху шарахнет!
Сыгранем.
Слалом, high, speed, домертва!
Не сломай спидометра.
Немок конем.
Ход конем.
Сыгранем крепко!
Кверху донышком опять!
Приземляюсь в новую клетку,
которую не понять…

В предисловии к сборнику написано: «Шахматы – больше чем игра. Это метакод мира, где есть все от генетического кода до гадательной Книги перемен Древнего Китая. В них зашифрована черно-белая дискретная природа микро– и макромира, 64 клетки прячут в себе замкнутую бесконечность…» Просто какой-то «код да Винчи»! Предлагаю читателям самим поразмышлять над философским смыслом этих слов.